«Я буду мучиться, но не скажу сейчас, о чем будет спектакль!» — с этой, в общем-то, ожидаемой фразы началось интервью с Натальей Леонидовной на одной из репетиций. При этом на первой же читке, которую режиссер проводила сама, акцентируя нужные места в тексте, выводя интонации и делая ремарки, было абсолютно ясно, что про будущую постановку она уже знает все. Ну, или почти все. Осталось только узнать подробности…

 

В прошлом ведущая актриса любимовской Таганки, ныне педагог и успешный режиссер театра им. Е. Вахтангова, Наталья Ковалева известна нижегородскому зрителю по гастрольному спектаклю «Наш класс» Т. Слободзянека, «Танго между строк» А. Щербака. Ставила также Лескова («Очарованный странник»), Айтматова («Материнское поле»), Мережковского («Павел I»), в Астрахани — Тургенева («Отцы и дети»), Островского («Доходное место) и Чехова («Драма на охоте»), в Калининграде — Распутина («Прощание с Матерой»), собирается ставить «Чайку» в Иркутске.

— Из названия пьесы в вашем спектакле лишь первое слово «Живой»… Как меняется сразу смысл! Какая игра слов…

— Сам автор зашифровал в названии «Живой труп» особый смысл. Я стала читать словари… Меня волновал вопрос, почему не покойник, не мертвец, а именно труп. И оказалось, что разница у этих слов большая! Труп - неодушевленное существительное, тогда как другие два – одушевленные. Что-то в этом, безусловно, было! Толстой как словесник очень внимательно относился к каждому слову, его язык особый. И к этому языку нам надо еще прийти. Когда мы найдем его (а это возможно только на сцене, вместе с артистами), когда сложится все, текст трансформируется в действие, идеи приобретут форму, тогда только мы сможет что-то сказать зрителям.

— А кто все-таки в спектакле главный герой? Кто — «живой»?

— Героев главных два – Толстой и Федор Протасов. И Федор как герой писателя просто не может быть неглавным! Весь смысл — в его мыслях, в его душе… Вообще, вся работа над текстом Толстого «Живой труп» — это исследование того, что происходит с этим человеком. И для меня было большим вопросом и проблемой, как сделать так, чтобы он был в спектакле героем. Ведь Федор по сути своей не герой, но должен им стать. Что-то мешает Федору до конца быть самим собой, он не может ни по течению, ни против течения. Он честен, его воротит от того, что вокруг происходит, а противостоять этому он не может! У него нет бойцовских качеств, он не борец… как Толстой, который отчаянно борется со всем вокруг и что-то постоянно утверждает, хотя в душе понимает, что бессилен справиться со всем происходящим, что его все равно не понимают те, к кому он стучится. Наше название «Живой» и про него тоже…

— Почему же героя два? Может быть Толстой и Федор антагонисты?

— Герой не может быть антигероем! Когда я перечитала пьесу, у меня было ощущение, что хорошие все. А Федор из всех хороших самый плохой. И как убедить зрителя, что он хороший, мне было не понятно. Вот тут-то мне и помог сам Лев Николаевич! Толстой и Софья Андреевна у нас все время присутствуют на сцене. Толстой все это пишет, а Софья Андреевна переписывает и во всем пытается участвовать. Именно появление Толстого с женой уводит нас от бытовой драмы. Потому что он меняет наш с вами взгляд! Он как бы пишет персонаж, а тот постепенно выходит из-под контроля и начинает жить своей жизнью. Прямо во время действия приобретают они характеры, вырабатывают какие-то свои пути и становятся самостоятельными живыми героями!

— Хотела спросить еще про нравственные метания героя. Не далеки ли они от нас сегодняшних? Поймет ли молодой зритель их глубокий смысл?

— Надеюсь, что поймет. И пусть не все… Кому-то будет понятно, а кто-то, может, не поймет, но заволнуется о своей душе. Это уже будет плюсом!

— Лев Толстой гениальный писатель. Но у драматурга Толстого ранг пониже… Да и пьесу называют неоконченной…

— Литература всегда тоньше! А драматургия — это когда ты, как скульптор, отбиваешь молотком все лишнее, потому что все в спектакле должно быть рельефно и выпукло. Писатель Л.Н. Толстой серьезно трудился над этой пьесой, и, как мне кажется, дописал ее. Хотя и считается, что пьеса «Живой труп» не дописана, потому что был только черновой вариант. Но логически драматург Толстой ее дописал!

— Зачем понадобилась вам инсценировка пьесы и как вы работали над ней?

— Пьеса у Толстого написана как киносценарий. Каждый эпизод классный и сочный, но он не для театра — слишком много персонажей, некоторые с одной единственной репликой, много очень коротких сцен... Мы сделали так, чтобы было для театра. А в работе над инсценировкой использовалось очень многое… Я читала дневники Толстого, Софьи Андреевны, воспоминания его дочери, книги — «Бегство из Рая» Павла Басинского, «Лев Толстой и его жена» Тихона Полнера… Выписывала важное по закладкам, выбирала самое интересное, а уже потом придумывала свою сюжетную линию.

— А как происходит у вас сам творческий процесс? Как сочиняете вы сцены?

— Ну, вот в тексте ведь как написано… «Собирается стреляться. Взял револьвер и… Нет, не могу. Входит Маша». Это все будет ни о чем без истории! Ведь для человека, который решил расстаться с жизнью, это огромный процесс! Я представляю себе, как это может происходить… Какой должен быть револьвер? Может он грязный или какой-то еще? Я вижу, как герой перекладывает его из руки в руку… Как думает, куда стрелять. Мучается: «Господи, где это!? Как это?!» У него может помутиться рассудок или что-то отвлечет его — муха влетит, например, в окно или оса сядет на дверную ручку. И вот он, раздражаясь, решает ее прибить, подходит к двери с пистолетом… а в это время входит Маша. Пугается. Видит злосчастный револьвер, уже раскаленный от всего произошедшего, хватает его… Ну, и так далее.

— Лев Толстой любимый ваш автор?

— Не могу сказать однозначно... Но каждый раз, когда начинаешь чем-то заниматься серьезно, увлекаешься. Когда вникаешь в тему, развиваешь ее, «окучиваешь» вокруг, расширяешь круги, узнаешь подробности, ты так в это влезаешь, что писатели становятся живыми, твоими близкими знакомыми! Я не скажу, что Толстой мой любимый писатель, но я серьезно сейчас им увлечена. Кстати, недавно я обнаружила, что с тремя из четырех моих студентов я уже делаю работы по Толстому.

— А как к Софье Андреевне относитесь?

— Из дневника Софьи Андреевной: «переписываю сцену в восьмой раз»…Это про «Войну и мир»! Она великая женщина!

— Кого еще из классиков вы ставили?

— Тургенева, Лескова, Чехова, Островского, Мережковского, а после «Живого» в Нижнем Новгороде я собираюсь поставить «Чайку в Иркутске.

— Какие будут в «Живом» костюмы? В них должна проявляться эпоха или они будут современные?

— Костюмы стилизованные, но под стать тому времени. Я вообще считаю, что если есть в произведении современные мысли, то не надо никого переодевать и наряжать куклами. Не надо переворачивать с ног на голову, нужно просто вглубь покопать, и до чего-то додуматься. Толстой, Чехов,… после каждой такой встречи прибавляется что-то важное в мыслях. Давайте к ним просто почаще заглядывать – они действительно помогают!

— Как живые?

— Однажды я ставила Тургенева и у нас с молодыми артистами никак не получались любовные сцены…Там ведь все очень тонко, герои даже не касаются друг друга! И вот мы сидим в репзале думаем, как играть. А в это время стук в дверь. Говорю «Кто там? Войдите!». Снова стук. Кричу: «Дверь открыта!». Никто не входит… Подхожу к двери, открываю… Никого нет. И только тут я поняла, что заходил Тургенев и… подсказал!

Интервью Катерины Золиной

Фотографии Валерии Авдеевой