5 февраля театр драмы имени М. Горького представил на суд публики премьеру спектакля в постановке московского режиссера Родиона Овчинникова «Три романса о любви». Людмила Петрушевская, Семен Злотников, Валентин Распутин — что же объединило таких разных авторов в одном сценическом пространстве? Неужели то, что и авторы, и их герои «родом из СССР»?
То что действие происходит в советское время, становится понятно с первых же секунд: незатейливые абажуры, простенькая мебель, обои потертого цвета — вот они, самые яркие приметы того времени. Решетки по всему периметру сцены напоминают и обо всех коммуналках сразу, и создают ощущение безысходности людей, как будто загнанных в клетку жизни своим тотальным одиночеством. Эта сценографическая находка Бориса Шлямина очень точно работает на все действие, так же, как и бесконечные висящие трубки — своеобразный символ прерванного разговора. А почему прерванного? Да потому, что никто из героев в этом спектакле о любви говорить не может.
Герой первой истории, Толя, так и заявляет о себе, что он моральный урод и любить не умеет. А ведь пьеса «Любовь» начинается с того, что мужчина и женщина только что поженились. И вот, оставшись наедине, они испытывают такую неловкость, что скрывают ее за бессмысленными бытовыми разговорами о том, что туфель нужного размера не достать, что в ресторанах кормят не очень-то хорошо, что житье-бытье «не густое». Пока не доходят до самого главного. Он женился не потому, что любит, а потому, что она, Света, ему подходит по всем показателям. А еще потому, что все остальные его отталкивали. И как тут женщине не впасть в истерику, что актриса делает часто и почти всегда правдоподобно, и не потребовать немедленного развода? Да еще некстати вернувшаяся мама героини подливает масла в огонь, активно выпроваживая новоиспеченного мужа. Вот тут-то и происходит перелом — Толя и Света вдруг понимают, что нужны друг другу и уходят вместе. Только вот о любви они так и не говорят ни слова.
В этом на них похожа и вторая пара, из пьесы «Пришел мужчина к женщине». Оба одиноки, оба от этого страдают, причем страдают по-разному. Если у Дины Федоровны модель поведения — истерика, то модель Виктора Петровича — это «опрокидонс». Причем полный, и, видимо, затяжной. Брюки загнуты, потому что велики, забытая магазинная бирка на ядовито зеленого цвета рубашке, галстук в кармане — сразу видно, что мужчина подготовился к встрече с судьбой всерьез. В исполнении Юрия Котова этот персонаж вызывает смех, хотя и очень добрый, настолько трогателен и обаятелен этот фармацевт, боящийся не то что грубое слово сказать, а вообще хоть какое-нибудь слово. Все, что он говорит или делает, — нелепо: то заснет в кресле во время страстного монолога Дины, то в обморок грохнется, то забудет, кому конфеты принес. И опять — разговоры о поиске второй половины, об одиночестве и желании обрести понимание, и даже обретение такого понимания в финале. А вот о любви — опять ни слова.
То же самое мы видим и в третьей истории. Его зовут Рудольф, ее — Ио. А вместе их зовут «Рудольфио». Так она думает, вернее, придумала. Ему двадцать восемь, и он женат, ей — шестнадцать, и она школьница. Это обстоятельство делает их счастье невозможным. Оговоримся, что трагедия этой невозможности понятна только с очень большой оглядкой на советские времена и едва ли понятна современной молодежи, а вот старшее поколение принимало эту историю с большой теплотой и отмечало аплодисментами. И в этой истории про любовь ничего не говорилось. «Я скучаю, я не могу без тебя!» — срывается на крик героиня. «Что же дальше?» — с тоской произносит герой, завершая «третий романс».
Так о чем же эти истории? О поиске любви, о ее обретении, и, возможно, о самом главном, чему так или иначе должен научиться человек, — он должен научиться любить.
Текст: Елена Минская.
Фото: Роман Бородин.