
Накануне
Театр драмы имени Горького чуть больше чем за год до юбилея писателя представил работу по самой известной его пьесе – «На дне». Это одиннадцатая постановка режиссёра Валерия Саркисова на нашей сцене. На этот раз он и сценограф спектакля, который получился вне времени, но сохранил дух и смысл горьковских героев. А пресловутые трубы сроднили ночлежку старого Нижнего с трущобами Парижа, Нью-Йорка или любого другого города.
Дословно знакомый текст, множество постановок – кажется, что ещё может сказать режиссёр зрителю? Оказывается – может.
Рельсы, ведущие в неизвестность, по которым в мирок «дна» врываются отзвуки событий из окружающего мира, также значимый символ. Как и костюмы, созданные Андреем Климовым, и звучащий на протяжении всего спектакля джаз, давно ставший музыкой, объединяющей весь мир. Главным мотивом был выбран знаменитый «Караван» Дюка Эллингтона. Его экзотичная призрачная атмосфера в разных вариациях готова унести героев и зрителей в другой мир. Мир иллюзий, разбивающихся о реальность. Он и превращает историю в рассказ без начала, без конца и без времени. Все мы – караван, идущий по пустыне. Но не только джаз удивляет зрителя.
Они молоды!
Необычно видеть в роли хозяйки молодую актрису Марину Львову. Наверное, сработал стереотип, что её всегда играет дама в летах, а линия её любви и предательства остаётся где-то далеко на задворках действа. Но Саркисов напомнил зрителю, что Василисе всего 26, она молода, красива и жаждет любви и свободы. И именно она – причина главных событий пьесы. Марина показала «бабу лютую» со страстью и дерзостью, причём так, что иногда Василисе невольно сочувствуешь. Соответствие возрастов актёров и их героев, практически полузабытое и замыленное великими в классических постановках, позволяет в этом спектакле посмотреть на ситуацию совершенно иначе.
Нежна и романтична Настя – Мария Мельникова. Её трогательный венок из васильков как символ погибшей любви и юности. Зрители с интересом следят за её постоянными склоками с печальным шутом Бароном – Александром Сучковым. В этой битве каждый жест актёров полон смысла и чувств. Классическим неудачником-полицейским показал своего героя Евгений Зерин. А самым трагичным стал Клещ Валентина Омётова. Слишком уж узнаваем образ человека, с каждой минутой всё больше погружающегося в безысходность.
Сколько копий было сломано о трактовку образа Луки: хороший он или плохой… Анатолий Фирстов в этой роли вовсе не вещун – старик в лапоточках… С почти военной выправкой, размашистым шагом, настороженный, внимательный, он изучает ситуацию, бросает зёрна мыслей, которые приводят к трём смертям и множеству конфликтов. А сам исчезает. Яркий пример, как правильными речами можно нести смуту и вводить в заблуждение. Сегодня на каждом телеканале свой Лука.
Незримой нитью
Режиссёр выстраивает взаимоотношения героев почти незримыми приёмами, и от этого они становятся яркими и объёмными. Колоритен циник Бубнов (Алексей Хореняк), не верящий ни в кого и ни во что. Но весь его цинизм испаряется при рассказе про предательство жены. Импозантен Николай Игнатьев в роли содержателя ночлежки. Пронзительным получился момент, когда Актёр (Юрий Котов) наконец-то вспоминает забытое стихотворение и, радостный, читает его той, которая его не услышит, – мёртвой Анне (её роль блестяще сыграла Вероника Блохина).
Знаменитый монолог Сатина (Сергей Блохин) настолько поражает зрителя, что вместо обычных аплодисментов после него в зале – тишина. Он оглушает, ослепляет и бьёт прямо в душу. А вместо финального «Со-олнце всходит и захооди-ит» звучит почти магическое Solitude (Одиночество). Одиночество тоже может объединять. Словно заворожённые красотой мелодии, оставшиеся обитатели ночлежки обнимаются и готовы идти куда-то к свету, все вместе… Но и тут весть Барона о самоубийстве Актёра и эпичное сатинское «Испортил песню… дурак» разрушают иллюзию мимолётной надежды ночлежников на счастье.
Ольга Севрюгина